Документалистика «Колхоза колхозов» — это прежде, всего документалистика диалога. Как бы красиво ни были сняты оператором плодоносящие сады, как бы ни впечатляло нас своим размахом нынешнее колхозное производство: животноводческие комплексы, поля без края, мощная техника; как бы ни радовали глаз сельская школа, универмаг, двухэтажные коттеджи колхозников — все это без смысловой и эмоциональной весомости звучащего слова в картине такого толка в конечном счете осталось бы лишь фоном.


Своеобразие фильма вот в чем: и слово автора и речь персонажей воспринимаются непосредственно, так сказать, от лица к лицу, и зритель должен стать как бы третьим участником бесед и размышлений вслух, должен быть вовлечен в публицистическое исследование, захвачен и поглощен им. Малейший оттенок фальши, ненатуральность выражений, заданность тона, сама манера разговора — все это подсекло бы под корень саму суть документального кинопроизведения, оборвало бы живую его связь с аудиторией, поневоле заставив зрителя усомниться: сначала в частностях, а потом и в целом.


Я должен забыть, что существует камера, что где-то рядом находится оператор, что каждому эпизоду предшествовала немалая подготовительная работа всей съемочной группы. Я должен увидеть людей в их повседневной обстановке, занятых привычным делом, — с тем лишь отличием, что сейчас, в эту самую минуту к ним пришел человек, давно и хорошо им знакомый, посвященный во все их заботы, терпеливо и вдумчиво вникающий в их проблемы, их надежный союзник... Человек, с которым им интересно, который умеет задавать вопросы и выслушивать ответы, с которым можно говорить откровенно, не обращая ровным счетом никакого внимания на сопровождающий его арсенал кинематографической техники.


Искусство в такого рода документальных лентах — это, повторюсь, прежде всего искусство беседы, помноженное на знание предмета и искреннюю заинтересованность делом, которому служат герои фильма. Думаю, что Черниченко со своими обязанностями в кадре и за кадром справляется прекрасно.


Но почему фильм начинается разговором о борще? Да потому, что огородик за домом — модель многоотраслевого хозяйства. А обыденная сценка приготовления борща, короткие, будто случайные реплики хозяина и гостя — все это образ, художественный прием, который расцвечивает ткань сухой, казалось бы, темы неожиданно и ярко. Это — стремление раскрыть сложные истины экономики на понятном и, я бы сказал, житейски наглядном примере, который служит своего рода мостиком, настеленным специально для того, чтобы облегчить зрителю путь к постижению сложных проблем сельской кооперации и специализации.


Да — это образ. Но вместе с тем в фильме он имеет не только стилевое значение, а и свой немаловажный смысл. Ведь перед нами не что иное, как приусадебный участок, который, давая для борща все или почти все, является существенным фактором семейной экономики, предметом и государственной заботы сегодня. Такова смысловая грань этого образа.


Другое дело «всеводство» в масштабах колхоза. Здесь, говорит автор, оно не может быть выгодно. Где «всеводство» — там заповедник ручного труда, там нет возможности развернуться современной технике. Что делать? «Назначить» одному колхозу свеклу, другому томаты — и дело с концом? Не так-то все просто... Тут уж обязательно заявит о себе проблема культур выгодных и невыгодных, прибыльных и убыточных. Подсолнечник, например, приносит выращивающему его хозяйству высокий доход, а тем, кто занят производством молока, еще не так давно нужны были дотации. Вопрос ставится снова: что делать? Какое решение принять? Молдавия ответила: кооперировать силы хозяйств.


Есть вещи, о которых сравнительно просто сказать, но показать которые — чрезвычайно трудно. Та же экономика — как заставить ее жить на экране? Как приковать к ней внимание зрителя? Думаю, это удастся в том случае, когда преподнесен будет не только итог, не только само решение той или иной проблемы, а и путь к нему, его, если хотите, анатомия— со всеми трудностями, спорами, столкновениями. аптека дженериков для потенции